«Треба знаты, як гуляты». Еврейская мистика - Страница 46

Когда умер четвертый ребенок, Бейле выбежала в ночной рубашке из дома и бросилась в сугроб. Стояла середина зимы, вьюжный, морозный тевет царил на улице. На крышах, на заборах, на плетнях лежал хрусткий, прихваченный холодом снег. Тихо и глухо было на заснеженной улице, никто не услышал, как Бейле мягко рухнула в сугроб. Только Мордехай спустя несколько минут почувствовал неладное и бросился искать жену. Отыскав ее в сугробе, он схватил Бейле и, словно овечку, взвалил одним движением на плечи.

— Пусти меня, пусти, пусти! Если Б-г не хочет моих детей, пусть и меня забирает обратно. На что такая жизнь?!

Мордехай отнес жену в спальню, напоил горячим бульоном, заставил выпить валерьянки. Когда Бейле заснула, он долго смотрел на ее бледное лицо с дрожащей синей жилочкой у виска, а потом отправился к раввину ребе Дову.

— Так-так-так, — пробормотал раввин, выслушав рассказ Мордехая. — Так-так-так.

Он помолчал несколько минут, а затем предложил.

— В следующий раз ты обмани.

— Кого? — удивился Мордехай. — И зачем?

Больше всего он поразился тому, что раввин говорил о следующем разе с такой спокойной уверенностью, будто для него, ребе Дова, этот вопрос был совершенно ясным. Но Мордехай, вспоминая происшедшую полчаса назад сцену, вовсе не был уверен, что ему удастся уговорить Бейле на еще одну попытку.

— Если родится девочка, — объяснил раввин, — скажешь всем, что родился мальчик. А если мальчик — назовешь его девочкой.

— А потом, — тупо спросил Мордехай, не понимая логику раввина. — Что будем делать потом?

— Вот потом и поговорим, — закончил разговор ребе Дов.

Пятый ребенок родился у них спустя полтора года. На сей раз, в комнату роженицы была допущена только повивальная бабка, которой строго-настрого было приказано молчать и не задавать никаких вопросов. Приказ щедро подкрепили деньгами, поэтому бабка ничего не сказала, когда Мордехай, узнав, что Всевышний послал ему девочку, громогласно объявил о рождении мальчика.

Поздравляли его сдержанно, с опаской. Да и как иначе вести себя с человеком, похоронившим четверых новорожденных младенцев? Первую неделю Мордехай не выходил из синагоги, поручив домашние дела своей сестре. Он молился как полоумный, яростно раскачиваясь и с такой силой ударяя руками о стену, что на острых крошках известки оставались кусочки кожи.

Закончив молитву, он приступал к учению и не поднимал головы от Талмуда, пока не наступало время следующей молитвы. Все эти дни никто не видел его спящим или обедающим. Наверное, большую часть недели Мордехай провел в посте и раскаянии, словно в Судный день.

Вернувшись в субботу вечером домой, он опасливо поднялся на крыльцо и долго стоял, не решаясь постучать. Вдруг дверь распахнулась. На пороге возникла Бейле. Мордехай осторожно поднял глаза и посмотрел на жену. Сияющие глаза Бейле говорили лучше любых слов.

После исхода субботы к Мордехаю пришли соседи. Еще раз поздравили, еще раз пожелали счастья, выпили «лехаим» за здоровье новорожденного.

— Так завтра обрезание? — спросил один из соседей. — Моэля ты уже пригласил?

Мордехай от неожиданности поперхнулся водкой. Он ведь совсем забыл про обрезание! Всю жизнь прожив не таясь, не умея врать и лукавить, Мордехай упустил из виду эту немаловажную деталь.

— Э-э-э, — промямлил он, не зная, что сказать. — Э-э-э…

— Что, желтушка? — пришел на помощь догадливый сосед.

— Да, да, — с облегчением воскликнул Мордехай. — Я как раз собирался пойти к раввину. Спросить, как быть дальше.

— Хорошее дело, — соседи тут же засобирались по домам. — Посоветоваться с раввином всегда полезно. Хотя случай и без того понятный, каждое третье обрезание откладывают из-за желтушки, но пусть раввин решает. На то он и раввин.

— Так-так-так, — ребе Дов, выслушал Мордехая. — Так-так-так. Тяжело врать?

— Тяжело, — вздохнул Мордехай.

— Это с непривычки, — улыбнулся ребе Дов. — Ну, да ничего, для спасения жизни можно ввести в заблуждение соседей. Объяви всем, что раввин велел отложить обрезание из-за болезни ребенка.

— А потом что? — уточнил Мордехай. — Ведь обрезание нельзя надолго откладывать.

— Надолго нельзя, — согласился ребе Дов. — Приходи через месяц.

Следующую неделю Мордехай провел в обычных делах и заботах. Каждую минуту он ждал посыльного из дому с тревожным известием, но — хвала Всевышнему — снова наступила суббота, а девочка и не думала болеть. Она быстро набирала вес и, судя по внешнему виду, чувствовала себя прекрасно.

Ночью Мордехай проснулся от звука рыданий. Бейле стояла у окна и, прикрывая лицо полотенцем, содрогалась от плача.

— Б-же мой, что случилось? — сердце Мордехая зашлось. Он две недели с ужасом ожидал этого момента и вот он наступил.

— Ничего, — сквозь слезы ответила Бейле. — Спи, ничего не случилось.

— Но почему ты плачешь? — Мордехай подошел к жене. Она подняла к нему свое залитое слезами лицо и слабо улыбнулась.

— От счастья. Я плачу от счастья.

Спустя месяц Мордехай явился к раввину.

— Что будем делать? На меня уже смотрят с подозрением!

— В субботу утром, — спокойно произнес раввин, — ты объявишь в синагоге, что ошибся. У тебя родился не мальчик, а девочка. И ей уже давно пора дать имя.

— Ребе! — вскричал Мордехай. — Кем же я буду выглядеть в глазах евреев. Разве можно перепутать мальчика и девочку?!

— Ради спасения жизни ребенка, — очень серьезно ответил раввин, — и не такое можно.

В субботу Мордехая поднялся на возвышение посреди синагоги, ударил рукой по перилам и во весь голос объявил всем о своей ошибке. К его удивлению, этот поступок никого не удивил. Наоборот, прихожане восприняли его как ловкую хитрость, умелое спасение от дурного глаза.