«Треба знаты, як гуляты». Еврейская мистика - Страница 20

«Эти дочери — мои дочери. Сыновья — мои сыновья. Стада эти — мои стада. Все, что видишь ты — это мое».

— Иными словами, — заключил Брийский Ров, — Лаван хотел сказать следующее: тебя, еврей просто не существует. Ты пустое место, мне не с кем и не о чем говорить. Так ведут себя народы мира, начиная с Лавана и до сегодняшнего дня. Какие страдания, каких еще евреев? Мир глух и нем, и останется таким до прихода Машиаха.

Брийский Ров продолжил поездку, а Хофец-Хаим пустился в дальнейшие странствия по коридорам и закоулкам бюрократического аппарата. Он так и не добрался до Эрец-Исраэль и остался в Польше, где вскоре умер.

— Их справедливость? — удивлялась моя бабушка, когда речь заходила про ожидаемое послабление для евреев. — Их сочувствие? Я вас умоляю…

Молитва о здоровье

Записано со слов Геулы Коэн.

Четвертого января 2006 года Ариэль Шарон потерял сознание в приемном покое иерусалимской больницы «Адасса». С тех пор его душа блуждает в темном пространстве неизвестности. Шансы на выздоровление невелики, и общественность просят молиться за бывшего премьер-министра.

Я не простил Ариэля Шарона. Я не могу забыть взорванные по его приказу синагоги, разрушенные поселения, мальчиков и девочек, которым заламывают руки защищенные касками и бронежилетами бойцы спецназа.

И все же… Некоторое время назад мне довелось услышать рассказы Геулы Коэн о Шароне. Вот два из них.

«Глубокая ночь. Из Иерусалима выезжает автомобиль и несется на бешеной скорости к Шхему. 1974 год, по Шомрону еще можно ездить без армейских джипов с охраной. За рулем автомобиля Ариэль Шарон, возле него раввин Цви-Иеѓуда Кук, на заднем сидении Геула Коэн. На холме, в десяти километрах от Шхема, их ожидает группа поселенцев. Работа начинается при свете звезд, глухо стучат топоры, поскрипывают лопаты. Принцип тот же, что и пятьдесят лет назад, во время строительства первых поселений: возвести ограду, поставить дом и насадить деревья. Тогда, в соответствии со старым турецким законом, принятым и англичанами, дом нельзя снести.

Когда первые лучи солнца озаряют каменистые вершины гор Гризим и Юваль, все уже готово. Ариэль Шарон вытаскивает из багажника саженцы, собственноручно вставляет первый в выкопанную ямку и присыпает землей. Геула Коэн поливает его минеральной водой из бутылки. Раввин Кук читает благословение „Шехиѓияну“ — благодарность Всевышнему за то, что дал нам дожить до этого часа. Голос его дрожит и прерывается от волнения. Среди поселенцев многие плачут — еще бы, первое дерево, посаженное еврейскими руками в Шомроне за последние две тысячи лет. Шхем, укрытый в ложбине между гор, сумрачно взирает на эту картину. Они опять вернулись, дети Яакова, изгнанные, казалось бы, навсегда.

Тишину нарушают автомобильные гудки. Подкатывают несколько грузовиков с солдатами. Израильская армия получила приказ уничтожить незаконное поселение. Турецкие и английские законы израильскому правительству не указ. Солдаты хватают поселенцев и начинают тащить в машины. — Не трогайте раввина! — кричит Ариэль Шарон, заслоняя собою рава Кука. — Откажитесь выполнять приказ! Это говорю я, ваш командир!»

После войны Судного дня, Шарона в Израиле знает каждый мальчишка. Он — национальный герой, живая легенда, спаситель страны. И солдаты отступают.

Второй эпизод. 73-й год, бои у Суэцкого канала. На ферме «Шикмим» Геула Коэн вместе с Лили Шарон слушают радио. Звонит телефон, Лили берет трубку. Короткий разговор, и вдруг она начинает петь песню Наоми Шемер «Мы из одной деревушки».

— Это был Арик, — объясняет она недоумевающей Геуле. — Он всегда звонит перед боем и просит, чтобы я спела ему какую-нибудь песню про Эрец-Исраэль. Сейчас его дивизия начинает штурм канала.

— Тогда я подумала, — вспоминает Геула Коэн, — что если в нашей армии есть такие генералы, то Эрец-Исраэль снова будет принадлежать еврейскому народу.

Последние десятилетия своей жизни Ариэль Шарон посвятил развертыванию поселенческого движения, делая это с присущей ему энергией и напором. Его авторитет был огромен. Старый поселенческий «волк» говорил мне за две недели до «размежевания»:

— Вы не знаете Арика. Это только дымовая завеса. Он еще всех за нос проведет!

«Волк» хлопал меня по плечу и снисходительно улыбался.

— Эх, ты, наивный новенький репатриант, — говорил его вид. — Что тебе известно о настоящих пионерах Эрец-Исраэль!

Когда бойцы спецназа высаживались на крыши синагог в эвакуируемых поселениях и беспощадно орудовали дубинками, разгоняя мальчиков и девочек, они не знали, что чуть ли ни треть из них носят имена Ариэль и Шарона. Этих детей назвали в честь того самого человека, который отдал приказ уничтожить всякие следы еврейского присутствия в секторе Газа. Сегодня способность Шарона сменить мировоззрение превозносится до небес сторонникам «отделения». Эти же сторонники призывают молиться о выздоровлении Ариэля сына Веры.

В каких темных глубинах блуждает сейчас дух Шарона — никто не знает. Но, как мне кажется, его еврейская душа отделилась от тела задолго до 4 января. Возможно, праведник, способный все понять и все простить, в состоянии замолвить о бывшем премьере доброе слово перед высшим Судьей. У меня же перед глазами стоят разрывающие душу картины «размежевания»: крики, слезы, наивные призывы к солдатам отказаться выполнять приказ — и слова молитвы застревают в горле. Поэтому пусть о выздоровлении Ариэля Шарона просит кто-нибудь другой. Я не могу.